Роды в Черновицком роддоме №2. Врачи-дилетанты (Malyshka)

Речь идет о черновицком роддоме № 2, который на ул. Ровенская.
После 17 лет бесплодия Бог и врачи киевской клиники ИГР подарили нам счастье — в животике поселились 2 человечка. Мы с мужем трусились над моей беременностью, я перестала ходить на работу, 95% времени лежала. На учет встала в 6 недель.

Мой совет — не становиться на учет так рано.

Мне говорили про это, но я так боялась за своих карапузов, что встала пораньше. Врачи начинают гонять тебя по всему городу собирать справки, чтобы им в дело подшить. Реально твое здоровье никого не интересует. В 8 недель мой участковый Оренчук В.С. положил меня на дневной стационар. На мой вопрос: «Зачем?» он сказал: «Лучше походи» и написал мне диагноз «Критический срок, угроза». Хождение на ДС как всегда сопровождалось сидением по нескольку часов под кабинетом. Прокапали мне три системы от тошноты. От этих хождений я заболела — декабрь не самый благоприятный месяц для ослабленного организма. С температурой, чуть не потеряв сознание, я выстояла 2,5 часа под кабинетом у терапевта — на ДС надо было убедиться, что это простуда да и лечение мне должны были назначить.

Скрининг в 12 недель показал, что все хорошо. На узи в роддом я не ходила. Ходила только в наш Диагностический центр, потому что доверяла там врачу.

В 13 недель я опять заболела. Было это на самый новый год. Но я пришла на комиссию 11.01.2010. Оказалось, что ее перенесли на неделю, но никто не знал. Я еле дошла тогда до роддома и поехала домой ни с чем. На следующей неделе профессор Кравченко сказала мне в один день отменить все гормоны, которые я принимала (метипред, прогинову, прогестерон, оксипрогестерон, утрожестан). Я еще переспросила, или постепенно отменять, она сказала, что нет — именно все сразу. Я так и сделала, отменяла все постепенно. А утрожестан мне оставили до 37 недели.

В 16 недель из-за неясной боли справа внизу живота (аппендицита уже нет) я побежала на узи. Мне сказали, что у меня отекшая и рыхлая плацента. Я пошла в роддом и участковый положил меня в стационар, но диагноз все тот же — «Критический срок, угроза». В стационаре никто узи не делал ни при поступлении, ни при выписке. Лежала я 12 дней (палата на 8 человек, а окна в палате запрещают открывать на проветривание), прокапали 3 системы магнезии, укололи 5 уколов ККБ и 10 дней витамины. На контрольное узи я пошла опять таки по своей инициативе в 19 недель. С детками и плацентой было все в порядке.

В 22–23 недели участковый опять решил меня положить в стационар. К стандартному диагнозу он добавил еще «Многоводие». На мое замечание, что у меня нет многоводия, на меня прикрикнули, что матка быстро растет, значит многоводие и вообще я слишком много говорю, а мне надо лежать в больнице, потому что иначе никто не отвечает, что будет с детьми.
Параллельно акушерка дважды уговаривала меня вырезать матку во время кесарево (вот чего лезть, куда не надо и считать, сколько у нас денег на возможного третьего ребенка).
Я пролежала 2 недели, пропила антибиотики, потому что у меня все время находили что-то в мазках (сказали, что от гормонов и ослабленного иммунитета). После выписки пришла к участковому записаться на прием. Он накричал, что я много думаю. Через два дня пришла на прием по записи. Выписки из стационара не было, меня послали за выпиской, которая опять таки не была готова. Оренчук кричал, что я виновата в отсутствии выписки и должна устроить скандал заведующему патологии. Оренчук мне ничего не назначил, на мои замечания, что к ним должен прийти результат мазка, прошу сказать, или не надо что-то допринимать, накричал, что это его не касается.

Погуляла я после выписки 2 недели, пришла на очередной прием по записи, а меня не посмотрев и ни о чем не спросив, просто предупредили, что с сегодняшнего дня у меня направление в стационар. Диагноз стандартный: «Критический срок, угроза, многоводие».
В 27–28 недель я легла в стационар. Мне сразу сделали уколы для открытия легких у деток. Больше меня не выписывали. Я очень хорошо слышала своих деток. Могла описать каждое движение. Палатная Прядко О.В. удивлялась и говорила, что мне надо книгу написать про эти ощущения, потому что их никто так не описывает как я (потягуси, велосипед ножками и т. д.). Ей бы тогда обратить внимание, почему я так хорошо детей слышу, а не умиляться. Единственное, что меня всегда смущало — слишком маленький живот. Но поскольку дети соответствовали сроку, мне сказали не переживать. Также меня тошнило. Но мне сказали, если не рву, не страшно.

В 31 неделю я стала плохо слышать свою девочку и начала про это говорить. Заведующий Варвус В.А. сказал, чтобы узи сделала в 34 недели перед выпиской. Но в 32 недели я не выдержала и побежала на узи в диагностический центр. Оказалось, что моя девочка перевернулась (сложилась в самом низу живота), и у нее ослаблен кровоток (возможно, она передавила себе пуповину). Зрелость плаценты была -2.
Я показала этот результат в патологии. Мне сказали, что ничего страшного нет. На мой вопрос, что можно попринимать, сказали, что будут капать актовегин. Я еще попросила рибоксин для сердца, позже я попросила тиотриозолин и эсенциале. Также мне назначили Доплер и БПП каждые 3 дня. Врачи на аппарате узи в роддоме Лиолия Юрьевна и Наталья Владимировна постоянно ругались с врачами из патологии, зачем они меня направляют на узи. Каждый раз я выслушивала, какие врачи плохие, узи ничем не помогает. По БПП оценки в 90% были 6–7 баллов, но узистки говорили, что все отлично. Правда, один раз на мое выражение «Мальчик так шикует, у него много места», мне сказали, что ему там тесно. На мои вопросы, «Как девочка?», ответа мне не давали. Только в 25 недель мне ответили дополнительно про плаценту (я хотела знать, какая там зрелость плаценты, Лилия Юрьевна сказала, что вторая и я еще долго буду носить.

Параллельно примерно с 30 недели у меня начало подниматься давление до 140/100 и я начала принимать допегид, фибриногены в крови были больше 7 и мне назначили аспетер. Появились отеки. Набор веса составил 3 кг в неделю (хотя внешне вроде не набрала). Все это на фоне астмы и небольших проблем с сердцем (все поддерживающие препараты принимала).
В 35 недель я заболела, температура была 37,8. Из палаты сделали изолятор, где я была одна. Выходить мне запретили. Как раз началась сильная жара, палата была на солнечную сторону. Я просила отпустить меня оттуда домой, потому что в жару сильно болело сердце, дети сильно стучали, особенно плохо было в четверг. Но мне говорили, что надо немного переждать. Все это время сердечки моих деток слушали минимум 3 раза в день разные врачи. КТГ делали в четверг. Детки тогда сильно стучали, девочка перестала стучать в середине КТГ (20 минут его у нас делают). Все подумали, что она уснула. В пятницу мне опять поменяли палатного врача. Им стала Щербань Н.И., которая убеждала меня, что слышит сердечки обоих деток, чтобы я не переживала. В субботу сняли изолятор.

В понедельник (ровно 36 недель), перед переводом в другой роддом (этот закрывался на ремонт), мне в 17 часов сделали КТГ. Врачей уже не было, дежурная куда-то пошла. В 19.20 я пошла гулять. Зато, что я 1,5 часа гуляла меня выписали за нарушение режима, потому что в 19.45 пришла дежурная врач и увидела ареактивный монитор на моего мальчика. Монитор девочки при этом был более менее. Меня приняли в роддом по новой, сделав свежие КТГ обоим деткам. При этом присутствовала другая дежурная врач плюс позвали врача еще с какого-то этажа, чтобы все послушали сердечки. Мне сказали, что все замечательно и я пошла в свою палату. При этом я наплакалась, потому что боялась за своих деток.

На следующий день (36 недель и 1 день) меня переводили в другой роддом. В 10:30 своим ходом я уехала из роддома. С 10:45 до 14:00 я стояла в очереди на приемном покое в другом роддоме (в очереди было 7 человек). За время стояния хотелось прилечь (ломило спину) и покушать. При поступлении на приемном покое у меня взяли мочу на белок, который тут же и обнаружили, чему я очень удивилась, поскольку спрашивала заведующего роддома № 2 про гестоз и он сказал, что у меня нет, нет и передгестозного состояния.
В палату я попала в 16 часов, обрадовалась, покушала исходила в туалет. Сразу же позвали к невропатологу. Прилечь не удалось. Когда пришла от невропатолога, успела съесть несколько ложек горошка молодого (очень хотелось) и меня позвали к палатному врачу описывать историю. Это было в 17:00. Там была очередь и я попала к палатной в 17:30, мечтая поскорее пойти отдыхать. К сожалению, не помню ФИО палатной (помню, что на Ф), но она очень дотошная врач, все должна проверить и записать точно. Спасибо ей за это. Она видела, что мне плохо (систему в этот день мне не капали, всего было около 20 систем) и старалась все сделать быстрее. Когда она стала слушать сердечки, то сказала, что не находит сердце первого ребенка (девочки). Я тогда еще не сильно испугалась, ведь утром меня слушали в роддоме № 2. Но врач решила отправить меня на узи.
На мой вопрос, бьется ли сердце девочки, врачи узи молчали. Потом они начали обсуждать что-то с палатной. Из их переговоров я поняла, что сердцебиение они не видят. Я начала плакать и просить быстрее меня прокесерить, чтобы спасти девочку. Они молчали. Прошло минут 15–20, мне это время казалось вечностью. Наконец мне сказали, что меня будут кесарить и разрешили перезвонить мужу (телефон был в палате).

Еще не было 19–00, когда мне уже подключали системы. Желудок чистить побоялись, чтобы не начались судороги или схватки. Я так и не поняла. Но наркоз все равно планировали спинальный.
В операционной из всего услышанного до меня начало доходить, что девочка мертва не один час! Я начала нервничать, что если бы так долго не длился перевод, то все могло быть по иному.
Анестезиолог исколол мне спину (потом был большой синяк и болело), но сделать наркоз не смог. Решили меня интубировать. Я боялась. Но и анестезиолог боялся не меньше, может, и больше меня. Я поела и у меня астма. После операции мужу сказали, что это счастье, что я не начала рвать. В таких ситуациях 90% людей не спасают.
Я уснула.

Очнулась я после кесарева. Я поняла, что остался только сын. Также врачи спасли матку. Спасибо Маланчук С.А. и Альботе Е. Н. Разрезали меня чуть выше, чем обычно, чтобы достать второго ребенка — живого. Потом достали девочку, которая уже не один день там разлагалась. Вскрытие показало, что она мертва 2 и больше дней. По таким деткам более точной информации не дают. Оперировавшие меня врачи, сразу сказали про маловодие, гестоз и плаценту 3й степени зрелости почти гнилую. Если бы я еще несколько дней оставалась в роддоме № 2, исход мог быть более плачевным. Заражение началось и у меня.
Примерно за 7–10 дней с меня сошли мои отеки, при этом я потела постоянно, как будто не выходила из душа.

У меня есть сын. Ангелочек на небе — моя доченька. Но я каждый день плачу, что сейчас рядом со мной могло быть двое живых деток, если бы врачи роддома № 2 учли все и сделали во время кесарево. Мои детки не одну неделю страдали от нехватки кислорода, а никому до этого не было дела. На меня смотрели, как на беременную со странностями, которая слишком носится со своей долгожданной беременностью.
Меня часто спрашивают, буду ли я что-то делать. Я не знаю. В нашей стране у врачей круговая порука. На сколько я знаю, еще ни один из врачей не понес наказание. Хотя подобных случаев много.
Я стараюсь жить полноценно. Очень хочу второго ребенка. Но сейчас я больше боюсь не второй беременности, а того, буду ли любить так же сильно второго ребенка? Ведь первый достался мне так тяжело.

Malyshka